Галина Волкова - Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ
– ?
Как говорится – без комментариев. Кто бы ещё девушку научил этому, подсказал вовремя.
Михей сегодня опять запаздывал, впрочем, это стало уже чем-то привычным. Заявился поздно вечером явно под градусом: «Пива с ребятами выпили…» – прокомментировал он. Услышав важную новость, отреагировал довольно вяло:
– Ну… рожать, так рожать… Родители помогут, да и тёща любимая не оставит! Да, мамуля? – приобнял тёщу, состроив умильную физиономию.
«Мамуля» тут же расплылась от удовольствия, с готовностью подтвердив:
– Даже не сомневайтесь! Помогу, чем смогу!
Этим разговором подвели черту, и участь зародившегося ребёнка оказалась решена. «Спасибо, тебе, мамочка…» – подумала Василиса, но вслух не смогла вымолвить и слова признательности, ей в тот момент стало совсем плохо, просто паршиво. Боли в животе вдруг усилились, вызывая одно единственное навязчивое желание – свернуться клубочком где-нибудь в укромном уголке, чтобы никто не трогал, и не шевелиться. А время приближалось к полуночи…
Расстелив постель в отдельной маленькой комнате и подшив супругу чистый белый воротничок на форму, улеглась лицом к стенке, поджав ноги к животу и обхватив его руками, попыталась задремать… Но не тут-то было.
– Так, я не понял! Тебе кто дал такое право – засыпать раньше законного супруга? – угрожающе прошипел на ухо Михей и резким движением развернул девушку к себе.
– Прости… У меня что-то живот разболелся… уже несколько дней… – жалобно взмолилась та. – Врач сказала, что в больницу надо!
– Не хрен слушать каких-то докторишек! Здоровая баба, чего с тобой будет? – с этими словами, недолго думая, подмял стонущую супругу под себя, навалившись всем телом.
Запах перегара ударил Василисе в лицо, вызвав приступ подступившей к горлу тошноты, заставляя инстинктивно отвернуться. Необдуманно и чревато…
– Ты что морду воротишь от своего мужика?! – последовал неожиданный удар. Обжигающая боль полоснула пылающую и вмиг распухшую щёку девушки.
– Не надо… умоляю тебя… мне очень плохо… – тихонько заплакала Васька.
– Дрянь такая! Ты меня ещё учить будешь, как со своей бабой обращаться?! – от повторного удара тоже не успела увернуться. – Не лежи бревном! Шевелись… бля… я сказал! – грозно шипел-шептал изверг.
Голос повышать опасался, понимал, что если тёща услышит, то не поздоровится ему и прощай тогда все прелести домашней жизни, вкусных ужинов, материальной помощи! В один момент вылетит за порог!
От боли, бессилия и удушающей обиды слёзы текли ручьём по опухшему лицу девушки. Боясь разбудить мать за стенкой, с трудом сдерживая себя, тем не менее стала всхлипывать чуть громче. Не хотелось Василисе, чтобы мать узнала про её страдания, хорошо помня напутственные слова после свадьбы: «Вышла замуж, теперь живи и не жалуйся!»
– Сука… ты чего ноешь?! – совсем разъярился Михей и, взяв подушку, опустил на мокрое от рыданий лицо жены.
Дышать стало совсем нечем, воздух стремительно покидал лёгкие, вызывая мгновенную удушающую слабость и головокружение. Ударов, наносимых сверху, Васька практически не ощущала. Темнота надвигалась со всех сторон, сознание отступило…
Очнулась от прикосновения к лицу влажного полотенца. Пьяные рыдания вперемешку с мокрыми поцелуями мужа вызвали чувство отвращения и брезгливости. «Я хочу умереть…» – равнодушно подумалось ей.
После безобразной по своей жестокости сцены и до конца всей беременности Михей не осмеливался больше поднять руку на супругу. В больницу Васька так и не легла, боли в животе постепенно сошли на нет – похоже, ребёночек всеми силами цеплялся за жизнь и за свою неразумную мамку. Уже тогда они с дочуркой любимой оказались крепко-накрепко связаны до конца своих дней. Мать оставалась в неведении о личной жизни Василисы, не замечая разительных перемен в поведении старшей дочери. А у той, честно сказать, и мысли не возникало, не дай Бог, пожаловаться или просто поделиться своими переживаниями и проблемами вроде как с самым близким человеком. Однокурсники отнеслись к «интересному» положению подружки крайне предупредительно – подкармливали фруктами, сладостями, кто-то притащил большой пакет грецких орехов, уже чищенных: «Вот, тебе надо! Точно знаю!» Предупредительность парней доходила до смешного, они старались при каждом удобном случае усадить беременную подружку на стул, точно она тяжело больная! При этом заворожённо поглядывали на чуть выпирающий под белым халатом животик. Супруг практически каждый вечер возвращался выпивший, а приближение очередной ночи Василиса ожидала с внутренним напряжением, предчувствуя новые пытки… Да, драться Михей прекратил, но супружеские обязанности отменять не намеревался ни под каким предлогом и действовал, издевался очень уж мерзко и изощрённо. Видимо, по причине регулярного употребления спиртного чресла парня, когда тот оказывался нетрезв, стали терять упругость. Михей страшно психовал и злился от бесплодных попыток, всё негодование и гнев выливая на жену, до боли сжимая ей крепкими пальцами щёки и шипя гадости в лицо:
– Радуешься, сука? Ну сделай же что-нибудь! Не лежи просто так!
Васька ненавидела его. Всеми фибрами своей души. И всех мужиков, вместе взятых, за компанию, презирала за их низменные желания! Опостылевший же секс вызывал у девушки стойкое отвращение…
Наступила долгожданная весна. У Василисы в конце этого учебного года ожидались серьёзные экзамены и зачёты. Она шла на красный диплом, ничуть не напрягаясь, учёба давалась по-прежнему легко, вызывая неподдельный интерес. В итоге, сдав всё на отлично, со спокойной совестью отправилась на каникулы. Лето в тот год выдалось жаркое, ноги у девушки отекли, напоминая колонны. «Блин… прямо как слон африканский» – морщилась, пытаясь застегнуть хлястик от босоножки на распухшей лодыжке, но в ответ на настойчивые уговоры-угрозы врача срочно лечь в больницу по-прежнему отнекивалась. Когда доктор взялась за Василису совсем плотно, пугая различными страшилками осложнений, она перестала вовсе ходить на приём, тем более что в декретном отпуске не нуждалась и больничный лист был без надобности – оплачивать всё одно некому.
А деньги бы им не помешали… Не бедствовали, конечно, но и не шиковали особо. Две стипендии, одна из них, Васькина, как у отличницы повышенная. Свёкор со свекровью ежемесячно высылали небольшую сумму, считая своим долгом поддержать сына. Питались же из общего котла, мать деньги с молодых на продукты не брала. Куры и яйца в доме всегда присутствовали, ведь та на птицефабрике работала и, сами понимаете… не тот случай, когда сапожник без сапог. Про овощи и разговора нет, всё своё, с огородов, а излишки женщина продавала, вот и ещё копеечка в дом. В то время Василиса считала такое положение вещей чем-то естественным, а понимание того, сколько для них сделала мать, пришло много позже вместе с чувством глубокой благодарности.
